Дракон не спит никогда - Страница 31

Взрыва не было. В панель управления вонзился трехметровый пламенный меч. Жар прервал работу схем, заклубился дым. Пластик загорелся. Взвыли сирены. Противопожарные системы сработали слишком поздно или не успели сработать. Температура нарастала, системы выходили из строя одна за другой.

Огонь дошел до запертого отсека, где хранились химикалии, создававшие среды для Трегессера и Внешника.

Тот Лупо, который первым добрался до камеры, увидел взрыв, разлетевшийся беспорядочно отлетающей от стен шрапнелью. Но Внешник об этом не знал. Его компоненты уже погибли – одни от асфиксии, другие от кислородного отравления, третьи – от декомпрессии, а все вместе уже превратились в хорошо прожаренное месиво.

Лупо смотрел, потом покачал головой и вернулся наверх посмотреть, не зарегистрировали ли приборы что-нибудь, что могло бы объяснить случившееся. Он сомневался, что что-нибудь узнает.

И не узнал.

Ему предстояло теряться в догадках.

30

Там, где никогда не бывал и куда не пошел бы по собственной воле ни один человек Канона, во мраке метана и аммиака десяток разумов-колоний прислушались к разнесшейся по Паутине последней судороге агональной боли. Их компоненты зашевелились, выражая общее чувство. Это могла быть скорбь, или гнев, или отчаяние, или что-то, чего не воспринял бы ни один человек. Наступил период неподвижности, который мог быть минутой молчания.

Потом совет соединил свои мозги, разрабатывая новый план.

31

Панцирю отвели каюту, резервированную для визитов высоких гостей – лучшие апартаменты, которые он знал со времен Ужаса Лучезарного. Тюремная камера без решеток. На «Джемине-7» только сумасшедшие пленники, которые рискнули бы напасть на тюремщиков, нуждались в решетках. Страж знал положение любой частицы разума, перемещавшейся по его жилам из металла и пластика.

Панцирь мог свободно передвигаться по всему кораблю, кроме Сердца. Какой от него может быть вред?

Он был пойман надежнее, чем муха в паутине.

Янтарную Душу поместили в каюте рядом с ним и безжалостно изучали ее боль. Вначале Панцирь нигде больше не бывал. Он отказывался делать вид, что он нечто иное, чем просто пленник в лапах древнего врага.

Каюта Миднайт была рядом, но она редко с ними виделась. Свое время она проводила с Ханавером Стрейтом. Панцирь не осуждал ее. Она была тем, кем создана была быть.

Он лишь жалел Миднайт за ее боль и Янтарную Душу за ненужную муку.

Может быть, кто-то одной породы с Янтарной Душой мог бы проникнуть за ее барьеры. Для Панциря они были столь же непроницаемы, как экраны Стража.

Досада на собственную беспомощность перешла в беспокойство, которое он в конце концов стал разряжать, бродя по кораблю. Но это он делал вдалеке от жилых отсеков, в дальних концах корабля возле ангаров рейдеров, гнезд истребителей преследования и перехвата и пусковых шахт хеллспиннеров. Там были места, откуда можно было смотреть в открытый космос.

Панцирь подозревал, что тысячи членов команды Стража никогда не видели космоса иначе как в телетрансляции. Но у экрана есть границы. Ни один экран не дает портрета больше, чем малая плоская часть реальности. Эти люди не любят признавать, что они меньше соринки в глазу вселенной.

Он нашел заброшенную шахту хеллспиннера. «Джемина» позволила ему войти. Из купола отсека подготовки он увидел столько вселенной, сколько может объять разум. Он мог лежать на ложе мастера закрутки и погружаться в соблазнительную пятнистую тьму, где нет ни вчера, ни завтра, ни беспокойства, ни страха.

Он мог философствовать сколько влезет.

Военачальник нашел его при третьем посещении шахты. Конечно, «Джемина» не могла не доложить. Странно другое: что этот человек специально пришел, решив потратить свое время.

Военачальник сел у консоли, глядя в пустоту. «Джемина-7» была вне Паутины, чем занятая – Панцирь не знал. Он видел только малую луну, станцию, движущиеся искры местных перевозок.

Казалось, Военачальнику нечего сказать. Когда он заговорил, только подтвердилось то, о чем Панцирь догадался по его виду.

– Здесь покой. Оглядываясь назад, я испытываю тоску лишь по времени, когда я был мастером закрутки. Здесь ты наедине с собой. И иногда видишь лицом к лицу себя самого и то, чем ты мог бы стать.

Он усмехнулся, явно без расчета.

– Совсем не то, что выпустить хеллспиннер, а тем временем раннер прорвется внутрь, и ты должен быстро закручивать новый, пока он до тебя не добрался.

Панцирь возразил:

– Совсем не то, что прорываться внутрь, зная, что ты должен найти шахту, пока мастер закрутки не разнес тебя с твоим экипажем. Ты настолько стар?

– Военный экипаж много спит. А ты воевал на раннерах?

– Я изобрел эту тактику. Прорвавшиеся раннеры высаживали десантников на шкуру Стража. Солдаты Стражей против воинов квая ничего не стоили.

– Сейчас бы это не сработало.

– Сейчас больше нет кваев. У других видов нет таких рефлексов. Военачальник, где дети?

– Что?

– Ваши дети. Ваши малыши. Я был на борту трех Стражей. Когда мы взяли «Киренаику-16» – ненадолго, до ее взрыва. На «Скитике-22», пока военный экипаж не сбросил нас в космос. Теперь на «Джемине-7». И ни разу не видел детей.

Военачальник понял не сразу.

– У нас свои способы замены. Все, кто есть на борту, живут здесь с момента создания «Джемины-7».

– Но… я знаю, что Военный экипаж стареет только во время работы. Но остальные, кажется, ведут непрерывную жизнь.

– Так и есть – пока они не будут избраны или обожествлены. Большинство же просто умирает, и их записанная и скорректированная версия накладывается на молодой клон.